12 / 248 
12
себе жестокий вопрос – почему такие цивилизованные, высокооб-
разованные политики творят невыносимую, вопиющую неспра-
ведливость без зазрения совести?
И я все больше и больше утверждался в мысли, что должен бо-
роться против всей несправедливости и нечестных людей на земле!
Я не могу сказать точно, когда все это началось во мне. Навер-
ное, я родился с этим, ибо, насколько помню себя, это было всегда
со мной. Я и сейчас затрудняюсь назвать это каким-то одним сло-
вом, термином. Это – странное, смешанное чувство, какое-то не-
определенное понятие, не вмещающееся ни в какие нормальные
рамки человеческого поведения и психики. И вот, насколько себя
помню, я болезненно реагировал на любое проявление несправед-
ливости и нечестности, независимо от того, были ли эти действия
направлены непосредственно против меня или на других. Меня
бесило все, что связано с этими поступками. Так же легко выводи-
ла меня из себя словесная грязь, которой поливали люди друг дру-
га. И мне мгновенно хотелось наказать таких, и наказание это в
мыслях часто переходило в крайность. То есть, в порыве гнева, я
мысленно сразу, безоговорочно уничтожал таких или страстно же-
лал, чтобы их наказал Бог, да так, чтобы они исчезли в небытие.
Но, во имя справедливости, должен подчеркнуть, что, когда
эти люди, допустившие несправедливость в отношении кого-то,
затем искренне раскаивались и просили прощения, я опять же
мгновенно растаивал и прощал их в душе.
Был у нас командир, невыносимо придирчивый. Мы, солдаты,
недолюбливали его, втайне даже ненавидели. Он все время старал-
ся подчеркнуть свое превосходство, поблескивая капитанскими
звездочками. Строевик до мозга костей, он гонял солдат в жару до
седьмого пота. Кто пытался возразить, аргументируя тем, что мы
на войне, а не на учебном полигоне, он поливал отборной матер-
щиной, и заставлял еще больше бегать и ползать. Меня всегда
возмущали любое проявление неравенства людей и все, кто смот-
рел на остальных свысока, старался подчинять себе, подавляя эго
других. Таких я мысленно уничтожал, убивал, стирал в порошок и
развеевал по ветру. А этот капитан был как раз из таких монстров.
И я долго вынашивал мысль, как его пристрелить при первом же
удобном случае во время боя из трофейного вражеского автомата.
Конечно, это был бешеный порыв моей жаждущей справедливости
души, и, естественно, я бы этого не сделал. Однажды его смер-
тельно ранило в скоротечной, но кровопролитной внезапной